«Нет, что-то мы тут явно упускаем…» — покачал головой я.

«Ну, не знаю…»

— Что тут думать-то: ладья на А8 — и делу конец! — послышалось вдруг сзади.

Я резко обернулся: голос принадлежал Костику Иванову, свои партии в утешительном финале — за третье место — должно быть, уже благополучно завершившему.

— Подсказка! — воскликнул кто-то. — Была подсказка!

— Ой! — изменившись в лице, испуганно сжался Костик. — Я не нарочно! Само вырвалось: очевидный же ход!

Я посмотрел на доску: блин, точно! Бросок ладьи на клетку А8 — и победа у нас в кармане!

— Иванов, немедленно покинь помещение! — рассерженно велел между тем Костику Вячеслав Борисович. — Ты дисквалифицирован за подсказку!

— А с партией что будем делать? — взволнованно осведомилась у физрука вожатая третьего отряда Ира — понятно, переживает за своего подопечного!

— Резанцев? — зачем-то переадресовал мне ее вопрос судья — так я, по крайней мере, его понял.

Ну, раз спрашивают, надо отвечать…

— Ход ладьей и в самом деле предельно очевидный, — заявил я. — Я и без подсказки бы его…

«Нет!» — взвился вдруг Младший.

«Что нет?»

«Нельзя пользоваться подсказкой! Мы не видели этого хода!»

«Я бы его вот-вот нашел!»

«Не факт! Такое или видишь сразу, или уже никогда!»

«Я хожу ладьей», — отрезал я.

«Нет! Это нечестно!»

«А то, что я тебе помогаю, да что там, со второго круга играю за тебя — это, типа, честно?!» — рассердился я.

«Это совсем другое! Ты — это же я! А тут подсказка со стороны! Так нельзя!»

«Вот же заладил: нечестно, нельзя!.. — зло буркнул я. — Сам тогда и играй, как можно и как честно!»

— Не важно, увидел бы я ход сам или нет! — получив контроль, тут же заявил Младший недоуменно взиравшему на нас, занятых безмолвным диалогом, физруку. — Была подсказка — и пользоваться ею я не стану! — с этими словами он поднял с доски двумя пальцами белого коня, той же рукой убрал с клетки черного слона, поставил нашу фигуру на ее место — и стукнул основанием «съеденной» по кнопке часов.

— Благородно, — задумчиво покачал головой Вячеслав Борисович. — Но теперь…

В этот момент наш соперник внезапно выровнял ладонью кнопки хронометра, останавливая оба циферблата.

— Что такое, Анисимов? — недоуменно воззрился на него физрук.

— Я сдаюсь, — вскинув голову, заявил очкарик. — Ход ладьей действительно был очевиден — это мой «зевок». Мой противник не мог его не увидеть. А дальше я бы автоматически получил мат в три, максимум в четыре хода! Тогда как любой иной вариант, включая этот ход конем, — кивнул он на доску, — почти неизбежно ведет к моему выигрышу. В данном случае — незаслуженному! Поэтому — так!

Гм… Прямо по классике: «Инспектор тоже любил детей и в благородстве не уступал Деточкину!» По ходу, они с Младшим нашли друг друга!

Что-то, кстати, мой поборник «фэйр плэй» молчит, не возражает. Или теперь, по его мнению, все честно и справедливо? Что изменилось-то по сути?

— Петя, но ты же так проиграешь финал! — всплеснула между тем руками Ира.

— Я его проиграл, когда открыл белой ладье путь на А8! — виновато вздохнул очкарик. — Глупо вышло, да…

Его вожатая хотела еще что-то сказать, но ее опередил физрук.

— Что ж, так тому и быть! — заявил он. — В неоднозначной ситуации оба финалиста поступили по-пионерски, но победитель на нашем турнире должен быть только один. И сегодня им становится Андрей Резанцев из второго отряда — правила есть правила: Петр Анисимов остановил часы и признал свое поражение!

Кругом зааплодировали: сперва неуверенно, затем все энергичнее, но овации вдруг заглушил горн: «Бери ложку, бери хлеб…» Я недоуменно огляделся: ну да, все остальные столы, кроме еще занятого нашего, дежурный отряд уже накрыл к ужину.

Надо же, как быстро время пролетело!

21. Уже нечаянное «спасибо»

Юг Московской области, 3 июня 1985 года

После ужина в распорядке нашего дня нынче значились танцы. В отличие от просмотра кинофильма, это мероприятие не было обязательным: хочешь — иди, не хочешь — не ходи. Вот мы с Младшим и не пошли, решив наконец заняться зубрежкой пресловутых дат из его ближайшего будущего.

Возник, правда, вопрос о том, где для этого расположиться. В палате постоянно кто-нибудь торчал — и рано или поздно пристали бы с вопросами — в туалете днем кто-то разбил оконное стекло, и два затрапезного вида мужичка из лагерного персонала сейчас его как раз меняли. В холле? Туда мы заглянули, но, увы, и он был не пуст: заняв стол как раз в облюбованном нами ранее углу, «Вахмурка» и «Кржемелик» увлеченно резались там в «точки» — этакий аналог японско-китайского го, но на условно бесконечном поле в виде двойного тетрадного листа в клетку.

— О, Каспаров Кáрпович местного разлива пришел! — оторвавшись от игры, громко прокомментировал мое появление в холле Вовочка.

— Завидуешь? — хмуро бросил ему Младший. — Завидуй молча!

— Ну а как тут не позавидовать? — ничуть не смутился «Вахмурка». — Вот почему всегда так: одним — все, а другим — ничего? — мотнул он головой в направлении отрядного уголка.

Не очень пока понимая, о чем идет речь, мы проследили за его взглядом: оказывается, стенды на стене немного обновили оформление. На самом верху, над названием отряда, красовались теперь шесть больших красных звезд — наше текущее достижение в общелагерном пионерском соревновании. Три — «мои», за первое место в шахматном турнире, и еще три, заработанные там же девчонками: в старшем женском дивизионе Римма Ласкер заняла второе место, а Инга Трефилова — третье.

Но Вовочка, похоже, смотрел не совсем туда, а несколько ниже, где возле списков звеньев булавками были приколоты уже маленькие звездочки. Шесть — у нашего, пять — у первого, три — у четвертого и ни одной — у второго, «михеевского».

Стоп, а почему у четвертого только три? У них же столько было еще до Ингиного третьего места — теперь, значит, должно стать четыре!

Этот же самый вопрос почти тут же прозвучал у нас за спиной вслух: Аля Авдеева задала его самой Трефиловой — обе девчонки как раз появились из коридора, нарядно разодетые и, кажется, накрашенные. Ну да, на танцы, небось, собрались.

— Так Иванова же дисквалифицировали за подсказку! — напомнила подруге Инга. — Вот у него звезду за участие и отобрали. А так, наоборот, была бы еще одна в плюс — он же, вообще-то, среди мальчишек третье место занял! Но все переиграли и его вычеркнули — третьим там теперь считается какой-то парень из первого отряда, ему и отдали нашу призовую звезду!

— Несправедливо! — заметила на это Аля.

Сама она, как я уже знал, вылетела с турнира во втором круге — правда, проиграв не кому-нибудь, а будущей победительнице, Александре Перовской, известной нам по знаменной группе. К слову, с учетом достижения этой своей представительницы и звезды, отобранной у Костика, первый отряд уступал сейчас нашему два зачетных балла. За ним с двумя звездами на счету шел отряд третий, четвертый пока оставался с «баранкой».

— Ну, как несправедливо, — пожала между тем плечами Трефилова. — Подсказка же была. Это хорошо Иванову еще черную метку не выписали!

— А не выписали?

— Говорят, хотели. Максим был очень зол, просто рвал и метал! Но вступился физрук, сказал, что не считает нарушение умышленным. Вроде как, Иванов просто увлекся игрой и на фоне усталости начал рассуждать вслух. Пожалели, в общем. А то было бы еще минус три звезды штрафа — и звену, и всему отряду!

Вот этих подробностей — о том, что Костик, оказывается, едва-едва не вляпался вовсе уж по полной — я не знал.

— Ладно, пошли, — потянула подругу за рукав к лестнице Авдеева.

В ответ та что-то шепнула ей на ухо.

— А сама? — прищурилась на Ингу Аля.

Трефилова чуть заметно качнула русой шевелюрой.

— Резанцев, — повернулась тогда к нам Авдеева. — Тут народ интересуется: а ты на дискотеку идешь?